Наталия Евгеньевна Сухинина
ПОМОЩЬ ПРИДЕТ ИЗ РОССИИ
Далеко на севере Швеции, под стылыми ветрами Заполярья, в окружении громоздких протестантских кирх смелои весело рвется в небо главка маленькой православной церквушки. Откуда она здесь?
Мороз за тридцать завис над шведской деревней Ланденпаа сизой прозрачной дымкой. Собиралась ехать сегодня на встречу с Бенгтом Похьяненом, что живет в пятидесяти километрах от деревни, но по такой погоде хороший хозяин и собаку не выгонит. Остаюсь дома, конечно, расстраиваюсь, конечно, огорчаюсь.
– Включить телевизор? – предлагает хозяйка, русская женщина Анна, определившая меня к себе на постой.
– А что еще делать? Включай...
На экране немолодой мужчина с маленькой окладистой бородкой и грустными глазами.
– Бенгт! – ахает Анна, – надо же, Бенгт!
Да, Бенгт Похьянен. Пятьдесят километров остались сэкономленными, а знакомство состоялось. Мы перехитрили мороз. Всматриваюсь в лицо человека, о котором много слышала и ради встречи с которым приехала в этот далекий северный край. Он что-то спокойно, неторопливо рассказывает, и среди шведских слов я с радостью улавливаю три русских – Бог, любовь, Достоевский. Надо ли утруждать мою верную помощницу Анну переводом? Бог, любовь, Достоевский – Бенгт Похьянен говорит о Православии.
Что я знаю об этом человеке? Бывший протестантский священник, живший в благополучии, достатке, уважении и почитании, писатель, специалист по культуре, очень востребованный шведским обществом, издавший много книг, имеющий имя в литературе.
И вот, наконец, Бенгт Похьянен встретил нас на пороге своего дома, усадил поближе к камину, согрел чаю.
– Бог, любовь, Достоевский? – спрашиваю по-русски.
Бенгт смеется.
– Я знаю еще одно слово – „образ“, – с трудом выговаривает он русские слова.
Маленькая церковь соединена с домом широкой деревянной лестницей. Спускаюсь в нее и ощущаю подкативший к горлу комок. Наши родненькие русские святые, „завсегдатаи“ православных горниц, взирают с чудных икон. Преподобный Сергий Радонежский, преподобный Серафим Саровский, Казанская Божия Матерь, „Всех скорбящих Радость“. Самые почитаемые на Руси иконы вокруг. Далека я от Руси, а все равно – дома. Как премудро устроено Создателем: дом там, где отрада твоей душе. А уж здесь моей душе великая отрада.
Все иконы написаны женой Бенгта Моникой. Она преподает в школе шведский и английский, но рисовала всегда, и в той, далекой теперь уже, протестантской жизни баловалась портретами, натюрмортами, пейзажами. Они бережно развешаны по стенам большого дома. Ходила и любовалась, отдавала должное вкусу, чувству цвета, композиционной четкости. Но вот спустилась в храм и – возликовала. Мой путь по дому, из комнаты в комнату (здесь пейзаж, там портрет), все ближе и ближе к церкви – это путь самой Моники – к иконе.
– С чего же началась ваша дорога к Православию? – спрашиваю Бергта.
– Моника первая пошла по этому пути. „Братья Карамазовы“. Книга появилась в нашем доме, когда я был священником лютеранской церкви. „Карамазовы“ Монику потрясли. Она первая завела разговор о православной вере. Я священник, я эти разговоры всерьез не принимал. Видно, не настала еще пора...
Да, пора еще не настала, но часы лютеранского священника по секундочке, по минутке уже отсчитывали православное время.
Откуда взялся он, нечаянный путник, русский человек Александр, на пороге дома лютеранского священника Бенгта слякотной осенней ночью? Бенгт дал ему кров, и они проговорили до утра. Александр, православный христианин, рассказывал Бенгту о Святой Руси, о великих подвижниках благочестия, с радостью умиравших за православную веру о Соловках и Сергии Радонежском.
– Я почувствовал в словах Александра несокрушимую силу. Так можно говорить только об истине. Он уехал, а мы с Моникой вспоминали его каждый день. Очень хотели побывать на Соловках, ведь это от нас не так уж и далеко географически.
– Побывали?
– Господь так щедр на удивительные подарки. Представляете, вскоре получаем от Александра приглашение посетить Архангельск и Соловки...
Господь и намерения целует, говорит святитель Иоанн Златоуст. Кто был на Соловках, тот знает, как спасительны и чисты слезы на месте жестоких страданий верных Божиих рабов, не предавших Христа, а выбравших смерть во имя жизни. Работа души началась там. А продолжилась дома, когда Бенггт стал жадно читать святых отцов, а Моника – делать первые наброски северных православных церквушек. Тихон Задонский: труды этого святого подвижника оказались благословенной каплей, переполнившей чистую душу жаждущего истины лютеранина-шведа. Он уже почти решался оставить священство и принять Православие, сердце торопило, ум предостерегал...
У него уже была маленькая иконка святителя Тихона Задонского. Однажды утром он встал перед ней в привычном раздумье и смятении. И будто голос услышал: „Из России ты получишь помощь...“ И сразу завертелись, замельтешили в голове вопросы: от кого? когда? каким образом?
Вскоре он увидел сон. Чудный православный, храм, светлый, наполненный покоем и благодатью. Небольшой. И главка над ним невеликая. Пришло время. Теперь уж он знал это точно. Лютеранский священник Бенгт и его жена Моника принимают православную веру. Его крестят с именем Венедикт, ее – с именем Кристина.
А дальше что? Дальше они уезжают из большого и сытого дома в эту северную глухомань, за Полярный круг, дабы начать жизнь с нулевого цикла. Уже немолодые, с пятью детьми, непонятые соотечественниками, с заветным желанием построить здесь увиденную во сне православную церковь.
– Вы сразу решили, что это будет Преображенский храм?
– Сразу. С нашими душами произошло великое чудо Преображения. Мы пришли к Истине. Мы приготовились Истине служить.
Денег на строительство храма у них не было. Но, подчиняясь какой-то внутренней команде, они все-таки приступают к закладке фундамента. А морозы! Даже я, пробывшая в Северной Швеции за Полярным кругом недолго, знаю, какие здесь бывают морозы. Но доброе дело отсрочки не терпит. Начали...
– Как же все-таки рискнули?
– На авось, – улыбается Бенгт. – Так ведь это по-русски – на авось? Пришел рабочий, атеист, но выбора не было. Договорились о плате.
– Я в Бога не верю, – честно заявил работяга.
– Ничего, – успокоил Бенгт, – зато Бог верит в тебя, в то, что ты все сделаешь как надо.
Свои, лютеране, его не понимали. Деликатные смущенно улыбались, при встрече опускали глаза, другие крутили у виска, но были и такие, которые открыто и враждебно гнали православную семью Похьяненов в Россию.
– Уезжайте, там ваше место.
– Нет, я буду жить здесь, – твердо отвечал на выпады Бенгт.
И жил. И строил. Потихоньку дошло дело до куполов. Бенгт был на Соловках, в Архангельске и хорошо представлял, каким должен быть православный храм на Севере. Но как строить шатровый купол, как произвести инженерные расчеты, как не ошибиться? Переживали с атеистом-строителем, нервничали, роптали. Но ни атеист, ни Венгт, ни тем более Моника в инженерных расчетах были не сильны. Сидят и горюют, дело стоит, выхода не находят. Да вдруг „с толстой сумкой на ремне“ приходит почтальон и приносит увесистый конверт – письмо из России. Бенгт пожал плечами, никаких писем из России он не ждал. Вскрыл конверт и ахнул: на сложенных в несколько раз плотных листах бумаги, за подписью неизвестного монаха Варсонофия. В конверте лежал... проект купола с точными расчетами, инструкциями, разъяснениями.
– Бенгт, да это просто чудо какое-то...
– Помощь придет из России! Помните, я рассказывал, будто голос слышал, стоя перед иконой. Вот и пришла из России помощь... Мой бедный атеист побледнел от волнения, еще бы – на его глазах такое...
– Бог есть! – закричал. – Бог есть!
Денег за работу он не взял. За зиму церковь Преображения Господня была построена. Приехал священник из Финляндии, ее освятил. Бенгт возглавил приход, став старостой единственной на севере Швеции православной церкви, Вообще в Швеции до Бенгта был всего один православный храм – в Стокгольме. Теперь два. Храм полюбился быстро. Сюда приезжают в основном русские; их здесь много. Край суровый, северный, морозный, многие живущие по деревням шведы одиноки, создать семью проблематично, мало кто из женщин отважится вить здесь семейное гнездо, а русские женщины вьют, отважные русские жены северных шведов. Одна из них – Анна, мой переводчик. Для нее храм в лесной глуши – подарок. Пятьдесят километров от дома – пустяки, если есть автомобиль. Сюда едут даже из Финляндии. Например, русская певица Вера Родионова, уже много лет живущая в Финляндии. Она просто находка для Бенгта, ведь могла бы руководить церковным хором, регентовать.
– Могла бы Вера?
– Мне очень у Бенгта понравилось. Дом у него сердечный, теплый, русский по духу. Мы, русские, разобщены здесь, а где еще нам, православным, собираться, как не под крышей Преображенского храма?
Я встречалась и разговаривала со многими русскими. Например, с Еленой Неудачной, молодой мамой, приехавшей сюда к мужу из Мурманска:
– У нас есть свой Русский Дом за Полярным кругом – Преображенский храм, так чего нам еще искать? – сказала Елена.
Но дело в том, что Бенгт Похьянен не священник. Он староста храма, а священника здесь нет. Иногда приезжает батюшка из Финляндии, еще реже – из Стокгольма. Да очень далеко, больше тысячи километров. И это еще одна серьезная проблема, с которой столкнулся раб Божий Бенгт, в крещении Венедикт.
– Мы хотим присоединиться к России, в нашем приходе много русских, там их корни, их отечество. Самая ближайшая от Преображенского храма русская епархия – Карельская, город Петрозаводск, Может быть, можно присоединиться к этой епархии – Допускаю, есть другие пути, я плохо представляю себе их, может быть, что-то не так делаю?
Недавно прихожанка храма Клиппмарк поехала „ходоком“ в Петрозаводскую епархию с письмом от всех русских прихожан. В письме просьба: рукоположить Бенгга, дать ему возможность самому служить в храме, который он выстрадал, построил, благоустроил и подарил православным, заброшенным волею судеб в заполярную Швецию. Среди них не только русские, есть и шведы, финны, румыны, сербы, украинцы. За прошлый год храм посетили девять тысяч человек, Бенгт всех привечает, окормляет, утешает, поддерживает. Конечно, едут сюда и за экзотикой. Посмотреть на местное диво – деревянный шатровый храм в стиле русского северного зодчества. Но чаще – помолиться. Бенгт и сейчас не теряет времени даром. Он учит русский, церковнославянский и верит, свято верит, что опять, как когда-то, как не раз уже, помощь придет из России. А откуда еще ждать ему помощи, если в храме, построенном им, взирают со стен великие молитвенники земли Русской – преподобные Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Амвросий Оптинский, Тихон Задонский – надежная "группа поддержки" из верных воинов Христовых и при тихом свете лампад молится коленопреклоненно и просит помощи православный швед с грустными глазами и окладистой бородой? Его молитва тиха, да упорна, и одна в ней "корысть" – любовь к Богу, к России, к русским.
Воспроизводится по фонограмме прямого эфира радиостанции „Радонеж“ от 23.03.2006.